Марид Одран - Страница 107

107

Дорога извивалась к югу от темного невидимого побережья в сторону города Константины. Хотя было уже поздно — приближалась полночь, Я сказал Саиду, что хочу сойти с автобуса и поужинать. У меня с полудня во рту не побывало ни крошки.

Константина построена на высоком и крутом известковом уступе, это единственный древний город в Восточном Алжире, переживший столетия иностранных нашествий. Правда, меня сейчас занимало одно — еда. В Константине есть местное блюдо под названием «хорба бейда бел кефта» — суп с фрикадельками, который готовят с луком, перцем, куриными потрохами, миндалем и корицей. Я не пробовал его лет, наверное, пятнадцать, и меня ничуть не заботило, что мы можем опоздать на автобус, после чего придется сутки ждать следующего; я был твердо намерен отведать этого супа. Саид решил, что я рехнулся.

Я съел свою порцию, и, должен признаться, это было объедение. Саид молча наблюдал за мной, потягивая чай. Мы успели на автобус. Я ощущал себя восхитительно, согретый чувством сытости, приправленным ностальгическим жаром. Я занял место у окна, надеясь, что увижу знакомый ландшафт, когда мы будем проезжать через Джиель и Мансурию. Конечно, за окном, как и в моем кармане, не было видно ни зги, кроме луны и пылко сверкающих звезд. Все же я притворялся, что могу отметить вехи, означавшие мое приближение к Алжиру, городу, где провел большую часть детства.

Когда вскоре после восхода солнца мы наконец доехали до Алжира, Халф-Хадж энергично затряс мое плечо и вывел из полудремы. Я и не заметил, как уснул, отчего чувствовал себя омерзительно.

В голове трещало битое стекло, а в шее был ущемлен какой-то нерв. Я вытащил аптечку и заглянул внутрь. В каком состоянии лучше въезжать в Алжир: галлюцинирующим, обдолбанным и в припадке сомнамбулизма или трезвым субъектом, но с тяжелой головой и ноющей шеей? Принятие решения было делом непростым. Я выбрал свободу от боли, но в ясном сознании, поэтому проглотил восемь таблеток соннеина. Таблетки стерли головную боль и все прочие неприятные ощущения, и я с грехом пополам перекантовался из автобуса в такси на остановке в Мустафе.

— Смотрю, ты уже под балдой, — заметил Саид, когда мы уселись на заднее сиденье. — Я велел шоферу подбросить нас к общественному инфоблоку.

— Я под балдой? Ты видел меня когда-нибудь под балдой в такую рань?

— Вчера. Позавчера. Позапозавчера.

— Я имею в виду любые «когда-нибудь», кроме трех последних. Да я с тонной опиатов в крови действую лучше, чем большая часть людей без них.

— Оно и видно.

Я уставился в окошко такси.

— Зато, — сказал я, — у меня еще осталась целая куча дэдди.

Такой электроники, как у меня в башке, не было ни у кого из арабов. Взять, к примеру, дэдди, контролирующие функции гипоталамуса, — с ними мне не были страшны ни усталость, ни голод, ни жажда, ни боль. Или дэдди, повышающие восприимчивость пяти чувств.

Марид Одран, Силиконовый Супермен.

— Знаешь, — сказал я, задетый язвительностью Саида, — я долго боялся электроники, но теперь не могу себе представить, как я раньше обходился без нее.

— Тогда какого черта ты по-прежнему отравляешь свой мозг наркотиками? — спросил Халф-Хадж.

— Я от природы несколько консервативен. Кроме того, когда я убираю дэдди, я чувствую себя ужасно. На меня сразу обрушиваются боль и усталость.

— А от твоих соннеинок и «красоток» у тебя не бывает побочных синдромов?

— Заткнись, Саид. С чего это ты вдруг стал таким заботливым?

Он искоса посмотрел на меня и улыбнулся:

— Ты не хуже меня знаешь: религия запрещает алкоголь и сильнодействующие наркотики.

И это мне говорил Халф-Хадж, который если когда и заходил в мечеть, то лишь для того, чтобы прогулять школу!

Минут через десять — пятнадцать шофер такси высадил нас у библиотеки. Я чувствовал странное возбуждение, хотя и не понимал его причины. Я поднялся по гранитным ступеням лестницы к дверям библиотеки. Откуда такая нервозность?

В зале было несколько свободных терминалов. Я сел за серый экран старенького Бат-эль-Марифи. Он спросил меня, какого рода поиск я собираюсь вести. Синтезатор голоса этой машины был создан в одной из североамериканских республик, поэтому у нее были затруднения с арабским произношением.

— Человек, — сказал я, затем нажал кнопку ввода информации.

Когда появился курсор, я произнес в микрофон:

— Монро, запятая, Эйнджел.

Машина подумала над этим с минуту, затем по яркому экрану побежали белые буквы:

...

Эйнджел Монро

16, улица Сахары (Верхняя) Касба Алжир Мавритания 04-Б-28

Затем я заставил машину распечатать адрес. Халф-Хадж состроил вопросительную гримасу, и я кивнул:

— Кажется, у меня найдутся кое-какие ответы на вопросы.

— Иншаллах, — пробормотал Саид, — если это угодно Богу.

Мы снова вышли в жаркое влажное утро и поймали другое такси. От инфоблока библиотеки до Касбы оставалось рукой подать. Движение было не таким оживленным, как во времена моего детства, — во всяком случае, в том, что касается автомобильного транспорта; однако длинные вереницы тяжело нагруженных осликов, ведомых по узким улицам, сохранились до сих пор.

Название «улица Сахары» — чистая ошибка. Помнится, кто-то давным-давно говорил мне, что настоящее название улицы — «Улица Н'сара», или «Улица христиан». Не знаю, каким образом это название исказилось. Очень немного в Алжире связано с Сахарой. От Средиземноморского побережья до Сахары в общем-то путь не близкий. Но сейчас все употребляют именно это название улицы, оно даже проникло в географические карты.

107